«Россия гибнет», «России больше нет», «вечная память России» — слышу я
вокруг себя. Но передо мной — Россия: та, которую видели в устрашающих
и пророческих снах наши великие писатели.
Россия — буря. России суждено пережить муки, унижения,
разделения; но она выйдет из этих унижений новой и — по-новому великой.
Европа сошла с ума: цвет человечества, цвет интеллигенции
сидит годами в болоте, сидит с убеждением на тысячеверстной полоске,
которая называется «фронт». Люди — крошечные, земля — громадная. Это
вздор, что мировая война так заметна: довольно маленького клочка земли,
чтобы уложить сотни трупов людских и лошадиных.
Теперь, когда весь европейский воздух изменён русской
революцией, начавшейся «бескровной идиллией» февральских дней и
растущей безостановочно и грозно, кажется иногда, будто и не было тех
недавних, таких древних и далеких годов.
Не дело художника — смотреть за тем, как исполняется
задуманное, печься о том, что исполнится или нет. Дело художника,
обязанность художника — видеть то, что задумано, слушать ту музыку,
которой гремит «разорванный ветром воздух».
Что же задумано? Переделать все. Устроить так, чтобы все стало
новым; чтобы живая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала
справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью. Когда такие замыслы
разрывают сковывавшие их путы — это называется революцией.
Революция как грозовой вихрь, как снежный буран, всегда несет
новое и неожиданное, она жестоко обманывает других; она легко калечит в
своем водовороте достойного; она часто выносит на сушу невредимыми
недостойных; но это не меняет ни общего направления потока, ни того
грозного и оглушительного гула, который издает поток. Гул этот всегда —
о великом.
Размах русской революции, желающей охватить весь мир таков:
она лелеет надежду поднять мировой циклон, который донесет в заметенные
снегом страны — теплый ветер и нежный запах апельсиновых рощ. «Мир и
братство народов» — вот знак под которым проходит русская революция.
Что же вы думали? Что революция — идиллия? Что творчество ничего не нарушает на своем пути? Что народ — паинька?
У интеллигента никогда не было под ногами почвы определенной.
Его ценности невещественны. Уменья, знанья, методы, навыки, таланты —
имущество кочевое и крылатое. Мы бездомны, бессемейны, бесчинны, нищи —
что же нам терять? Стыдно сейчас надмеваться, ухмыляться, плакать,
ломать руки, ахать над Россией, над которой пролежает революционный
циклон. Русской интеллигенции словно медведь на ухо наступил: мелкие
страхи, мелкие словечки. Как аукнется — так и откликнется. Чем дольше
будет гордиться и ехидствовать интеллигенция, тем страшнее и кровавее
может стать вокруг. Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте
революцию.
Это довольно краткий конспект статьи А. Блока. Чтобы понять её
смысл нужно знать ещё кое-что. Блока довольно долго занимала тема
народа и интеллигенции. Ещё в 1908 году он посвятил этой теме 2 статьи:
«Народ и интеллигенция» и «Стихия и культура». Эти статьи стали
буквально пророчеством. В 1-ой из них Блок противопоставляет народ
интеллигенции. Он говорит о невидимой черте, которая всегда
существовала между этими слоями общества, её очень трудно преодолеть.
Народ крепнет, и Россия готовится к скорой развязке противоречий между
ним и его угнетателями. Народ — большой, интеллигенция — меньше по
численности. Народ — птица-тройка по Гоголю. У интеллигенции есть 2
пути: 1-й — слиться с народом, 2-ой — быть им растоптанной.
Во 2-ой статье Блок сравнивает народ со стихией, которая может
внезапно разбушеваться. И просто предсказывает будущие события.
Блок радостно принял революцию, т.к. в ней видел новое,
справедливое устройство. Он видел в ней освобождение русского народа от
векового гнета и призывал всех интеллигентов так же принять
революционное движение. Тем не менее он понимал, что будут и случайные
жертвы, их невозможно избежать в таком глобальном действе. Даже у
самого Блока крестьяне сожгли его родовое поместье Шахматово, которое
было поэту очень дорого как воспоминание о детстве. Блок никогда не
говорил об этом, даже когда спрашивали; только один раз не выдержал:
«Зачем говорить о том, что больно?». Но все равно Блок был уверен — с
народом правда, с ними «черная злоба, святая злоба», они имеют право на
месть. Все эти мысли отразятся потом в поэме «Двенадцать», написанной
буквально через несколько дней после статьи «Интеллигенция и революция».
