Взгляды «практичного человека» Чичикова передают
прозаическую логику жизни. Но эта пошлая позиция постоянно
опровергается авторским взглядом, возвышающимся до поэтической сущности
жизни.
Авторский взгляд в «Мертвых душах» постоянно вступает в
полемику не только представителями Чичикова, но и с нашим отношением к
жизни и литературе. Начиная со второй главы с ее иронией по отношению к
нам , автор ведет постоянную борьбу за утверждение программы
реалистического искусства и взыскательного, благородного подхода к
жизни.
Гоголь, как и Лермонтов в «Герое нашего времени», хочет
сказать в своей книге «горькую правду», вывести людей из забвения, в
которой «спит ум». Это совпадение позиций Гоголя и Лермонтова
продиктовано сознанием того, что дороги человечества к истине не прямы
и современное поколение, которое «смеется над неразумием своих
предков», может быть, «самонадеянно, гордо начинает ряд новых
заблуждений, над которыми также посмеются потомки».
Лирическое отступление в десятой главе «Мертвых душ» во
многом совпадают по звучанию с «Думой» Лермонтова. Однако Лермонтов в
своем романе обращался к человеку, способному подняться на «горные
вершины» духа, Гоголь же делает героем современной эпохи «подлеца», и
уже в этом сказывается представление Гоголя о низменности,
приземленности современной ему жизни. Для героев Лермонтова существуют
поэтические начала жизни, в них живет готовность к подвигу и
потребность в любви, их мучит будничность, им доступна красота мира,
они наделены волей к борьбе. Гоголь считает, что быт заслонил от
современного ему человека великие вопросы, что «тысяча… мелочей…кажутся
только тогда мелочами, когда внесены в книгу, а покамест обращаются в
свете, почитаются за весьма важные дела».
Гоголь видит в себе «историка предлагаемых событий». О «тане
мелочей», о ничтожных людях и нелепых событиях Гоголь пишет
обстоятельно, так как именно «дрязг жизни», с точки зрения писателя,
заполняет бытие современного человека. При этом писатель умеет
посмотреть на привычное потрясенным взглядом и увидеть в обыденном
чудовищное. Потрясение вызвано возвышенностью идеалов, резким
диссонансом мечты и действительности.
Чичиков не замечает грубости жизни. Слыша в толпе
подгулявших чиновников: «Врешь, пьяница», «Ты не дерись, невежа!», -
герой не обратит на это никакого внимания.
Автор «Мертвых душ» уже не романтический юноша, не герой
«Невского проспекта». Но искусство вечно несет в себе эту юношескую
потрясенность при встрече со злом, это юношеское несогласие с
несовершенством в жизни. Поэтому художник, споря с нами, упрекая нас,
смеясь над нами, хочет вернуть человеку, прикоснувшемуся к его книге,
«свежее, тонкое понимание». Признаваясь, что охлаждение коснулось и его
сердца, Гоголь в писательстве избавляется от «безучастного молчания» и
призывает нас забирать «с собой путь, выходя из мягких юношеских лет в
суровое ожесточающее мужество», все человеческие движения.
Текст «Мертвых душ» пестрит скрытыми цитатами из Пушкина.
Образ Руси-тройки напоминает «гордого коня» в «Медном всаднике». Сходны
даже вопросы, обращенные к символистическому образу Родины «Русь, куда
ж несешься ты, дай ответ!» - «Куда ты скачешь, гордый конь?». В повести
о капитане Копейкине отчасти спародировано вступление к той же поэме.
Эти совпадения далеко не случайны. Сближение начинается с определения
авторами жанра произведения: повесть о капитане Копейкине названа «в
некотором роде целой поэмой», поэма «Медный всадник» имеет подзаголовок
«Петербургская повесть». У Гоголя столкновение «маленького» человека и
государства рассмотрено как происшествие внешне комическое, а по
существу трагическое.
Стиль повести о капитане Копейкине обусловлен манерой
рассказчика – почтмейстера. Гоголь парадирует не Пушкина, а
неспособность «небокоптителей» подняться до поэтического осмысления
жизни.
Вспомним лирическое отступление в начале седьмой главы.
«Счастливый поэт» у Гоголя наделен той душевной высотой, которая
свойственна его героям. В лирическом отступлении, как во всяком
художественном тексте, отношения «счастливого поэта» даны обобщенно,
чем в статье, тем более что имени Пушкина Гоголь здесь не называет.
Образ подсказан, несомненно, обликом Пушкина, о чем говорят и почти
прямые совпадения строк из статьи и поэмы.
Гоголь явил своим творчество м новый этап литературы, и,
оставаясь кругу идей Пушкина, он не может не полемизировать с ним.
Судьба «непризнанного писателя» определена тем, что он дерзнул «вызвать
наружу все, что ежеминутно перед очами». Воинственность толпы, не
принимающей реальной повседневности и «горькой правды» в искусстве,
Гоголь подчеркивает с той же силой, что и Лермонтов в «Пророке».
«Сурово его поприще и горько почувствует он свое одиночество», - пишет
Гоголь о «непризнанном писателе», как бы вспоминая слова о собственном
своем пути: «Уж судьба моя – враждовать с моими земляками». Вместе с
тем Гоголь мечтает о другом времени, «когда иным ключом грозная вьюга
вдохновенья» вознесет его к торжественным и величественным картинам.
1533 человека просмотрели эту страницу.
Зарегистр
