Коробочка, к которой случайно занесло Чичикова,— полная
противоположность маниловской мечтательности, парению в голубой
пустоте. Это одна из тех «небольших помещиц, которые плачутся на
неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают
понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам
комодов. В один мешочек отбирают все целковики, в другой полтиннички, в
третий четвертачки, хоть с виду и кажется, будто бы в комоде ничего
нет, кроме белья, да ночных кофточек, да нитяных моточков, да
распоротого салопа...».
Казалось бы, Коробочка с куриной ограниченностью кругозора
является полной противоположностью Чичикову с его авантюризмом и
головокружительной размашистостью задуманного предприятия. Но сходство
с нею у Чичикова есть, да и немалое. Неслучайно здесь Гоголь обращается
к описанию шкатулки Чичикова, и его описание показывает, что шкатулка
эта напоминает «комод» Коробочки. Кажется, что в шкатулке Чичикова, как
и в комоде Коробочки, ничего нет, кроме дорожных вещей. Но нет! «Под
верхним ящиком находится нижний, основное пространство которого занято
кипами бумаг». Вот тут-то и скрывается еще «маленький потаенный ящик
для денег, выдвигавшийся незаметно сбоку шкатулки. Он всегда так
поспешно выдвигался и задвигался в ту же минуту хозяином, что наверно
нельзя сказать, сколько там было денег». Гений скопидомства, Коробочка
тут же высоко оценивает чичиковский вариант ее «комода»: «Хорош у тебя
ящик, отец мой... чай в Москве купил его?»
«Дубиноголовая» Коробочка не так уж примитивна и проста, как
это сперва может показаться. Исследователь «Мертвых душ» В. В. Федоров
называет ее «союзником автора против подлеца-приобретателя Чичикова».
Почему? Задумаемся: что именно не принимает в авантюре Чичикова
Коробочка? Главный аргумент героя в диалоге с нею — полная
непригодность покойников в хозяйстве — не имеет для Коробочки
доказательной силы. «Уж это, точно, правда. Уж совсем ни на что не
нужно; да ведь меня только и останавливает, что ведь они уже мертвые».
Коробочка сохраняет взгляд на мир как на нечто целостное,
пусть и на самом примитивном уровне. Поэтому ей представляется, что
форма оказывает обратное действие на содержание, и отсюда (из вполне
здорового чувства целого) — нелепое ее предположение, что Чичиков будет
выкапывать купленных им мертвецов из земли. На победоносном пути
Чичикова к богатству, основанному на фикции, на использовании
отчужденной от содержания формы («ревизская сказка»), встает
примитивное сознание «дубинноголовой» Коробочки, в котором форма и
содержание сохраняют свое единство. И Чичиков не может преодолеть
пассивного сопротивления этого сознания. Не случайно на стене у
Коробочки между картин, где были изображены птицы, висел портрет
Кутузова!
Но самое интересное в том, что такое же сопротивление
противоестественному отчуждению формы от содержания почувствует в своей
душе и Чичиков, когда он начнет приводить в порядок купчие крепости на
«мертвых душ». Вдруг эти души оживут и воскреснут в его воображении со
своими яркими характерами, со своей индивидуальной судьбой!
Изображая характеры помещиков, Гоголь часто прибегает к
обобщениям, завершающим портреты этих героев. Манилова он сравнивает со
слишком «умным министром». А о Коробочке говорит: «Впрочем, Чичиков
напрасно сердился: иной и почтенный, и государственный даже человек, а
на деле выходит совершенная Коробочка». Да и «точно ли Коробочка стоит
так низко на бесконечной лестнице человеческого существования? Точно ли
так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо
огражденной стенами аристократического дома...»?
Обобщения, ведущие к вершинам русского общества, придают
характерам гоголевских помещиков всероссийское, общенациональное
звучание. Перед нами не частные лица, не герои романа или повести, а
персонажи поэмы, типы национального масштаба.