Весь черный народ был за Пугачева...
Одно дворянство было открытым образом
па стороне правительства...
А. Пушкин.
В ЗО-е годы XIX века в связи с резко усилившимися крестьянскими
волнениями, в которых современники готовы были видеть начало "новой
пугачевщины", Пушкин настойчиво обращался к теме крестьянского
восстания; Этой темы он касался в планах продолжения "Истории села
Горюхина", видное место занимала она в "Дубровском".
И во весь рост эта проблема встала в последнем большом законченном творении Пушкина "Капитанская дочка".
Задумав повесть-роман из времен крестьянской войны, Пушкин
отправился в те места, где происходили события, — в Оренбургские степи,
в Поволжье, знакомился с природой и бытом края, осматривал поля
сражений, расспрашивал стариков очевидцев, собирал изустные рассказы и
предания о Пугачеве. По добытым им архивным материалам и
первоисточникам он тщательно и пытливо изучал интересующую его эпоху. О
серьезности и основательности этого изучения свидетельствует
специально-исторический труд, предварительно осуществленный Пушкиным и
имевший для своего времени важное научное значение, — "История
Пугачева", названная по требованию Николая I "Историей пугачевского
бунта". И только после того, как исторический материал был Пушкиным
совершенно освоен, а "История" написана и опубликована, он приступил к
реализации издавна вынашиваемого замысла своего романа. В "Капитанской
дочке" собственно исторический материал нигде не разрывает
художественной ткани повествования, полностью творчески переплавлен.
Как ни в одном другом произведении Пушкина, особенно видное место в
"Капитанской дочке" отведено народу. В сюжет не только введено большое
количество персонажей из народа (их примерно столько же, сколько
дворянских), но многие из них развернуты в исключительно яркие,
полновесные художественные образы. Это прежде всего образы Пугачева и
Савельича.
Пушкинский Савельич наивно убежден, что крепостные крестьяне
существуют лишь для того, чтобы всю жизнь работать на своих господ. Но
его преданность господам далека от рабской приниженности. В ответ на
грубые, несправедливые упреки барина Савельич пишет ему: "...я не
старый пес, а верный ваш слуга, господских приказаний слушаюсь и
усердно вам всегда служил и дожил до седых волос". Большое внутреннее
благородство, душевное богатство натуры полностью раскрываются в
совершенно бескорыстной и глубоко человечной привязанности бедного, оди
нокого старика к своему питомцу. "Савельич — чудо! Это лицо самое
трагическое, то есть которого больше всего жаль в повести", — писал
Пушкину В. Ф. Одоевский.
Еще большим "чудом" можно считать образ Пугачева. Образ вождя
народного восстания предстает в романе Пушкина во всей его суровой
социально-исторической реальности. Пугачев беспощаден к своим классовым
врагам, к тем, кто не хочет признавать законности его власти. Но он
прав, обращаясь к Гриневу; "Ты видишь, что я не такой еще кровопийца,
как говорит обо мне ваша братья". Действительно, ему в высшей степени
присуще чувство справедливости. Как богатырь русского былинного эпоса,
он вступается за всех слабых, обездоленных. "Кто из моих людей смеет
обижать сироту?" — грозно вопрошает он. Пугачев способен на
признательность, памятлив на добро. И все это отнюдь не поэтический
вымысел. Именно таким предстает он в дошедших до нас и в значительной
мере, несомненно, известных Пушкину народных песнях, преданиях, сказах.
В то же время Пушкин особенно ярко показал в Пугачеве те черты
"смелости и смышлености", которые считал характерными для русского
крестьянина и вообще для русского человека. Его Пугачев отличается
широтой и размахом натуры ("Казнить так казнить, жаловать так жаловать:
таков мой обычай"), вольным и мятежным духом, героической удалью и
отвагой.
В период работы над "Историей Пугачева" и "Капитанской дочкой"
Пушкин много размышлял над проблемой народного, крестьянского
восстания. С этим связаны его раздумья о личности и творчестве
Радищева. В противоположность Радищеву Пушкин не верил в
целесообразность крестьянского восстания, возможность его успеха.
Устами Гринева он называет его "бунтом бессмысленным и беспощадным".
Тем значительнее пушкинский образ Пугачева, в котором вместо исчадия
зла перед читателем предстало яркое воплощение многих замечательных
черт русского национального характера.
В окончательной редакции романа на сторону Пугачева переходит
не противник знати, а типичный, беспринципный представитель ее Швабрин.
"Старинный" дворянин Гринев, воспитанный в наиболее симпатичных Пушкину
традициях своего класса, сберег собственную честь незапятнанной. Вместе
с тем Гринев оказался тесно связанным с Пугачевым не только силой
обстоятельств, но и взаимной симпатией. Разрешить на таком пути
антагонизм между двумя классами, конечно, тоже было немыслимо. Но из
всех возможных иллюзий данная, основанная на "уважении к человеку как
человеку", в чем Белинский видел существо пушкинского гуманизма,
несомненно являлась самой высокой и благородной, открывавшей наибольший
просвет в будущее, в мир иных, подлинно человеческих отношений между
людьми.